Когда в дореволюционном Петербурге заходила речь об островах, то всем было понятно, что имеются в виду лишь три: Елагин, Каменный и Крестовский. Долгое время здесь не велась застройка, так что горожане с удовольствием в белые ночи приезжали подышать свежим воздухом, потанцевать или послушать песни цыган. Позже, когда острова были включены в черту города, они вместе с находившимися по соседству летними увеселительными садами составили особый пласт жизни дореволюционного Петербурга.
И все же рассказ об «островной» жизни старого Петербурга надо начать с Аптекарского острова. В первые десятилетия XVIII века, когда острова еще не были обжиты, на Аптекарском острове водились зайцы, а горожане, несмотря на запреты, тайно за ними охотились. К концу XVIII века предприимчивые иностранцы и русские стали открывать там всевозможные увеселительные заведения и трактиры.
Так, в 1793 году на Аптекарском острове открылся кофейный дом, в котором каждое воскресение устраивался бал, и играла музыка. В 1803 году заведение еще существовало, и в нем можно было не только получать обед порциями, но и по заказам, угощать и целое общество хорошим кушаньями и напитками и за умеренную цену.
Вообще в тот период, как вспоминает Ф. Ф. Булгарин, «дешевизна была удивительная!». Офицеры ходили в партер за рубль медью, за вход в маскарад также платили рубль медью. Отличный обед с пивом можно было найти у Френцеля на Невском проспекте и в трактире Мыс Доброй Надежды за 50 копеек медью. За два или три рубля подавали обед гастрономический с вином и десертом у Юге, в Демутовом трактире, в трактире Тардифа. В маскараде за жареного рябчика платили по 25-30 копеек медью, а бутылка шампанского стоила 2 рубля.
С 1849 года на Аптекарском острове каждую весну открывалось одно увеселительное заведение за другим. В мае 1850 года некто Левино, французский капельмейстер, открыл в саду дачи Лопухиной, увеселительный сад Монплеизир. Неизменной принадлежностью этого сада были симфонический оркестр, «хор черкешенок», венгерский ансамбль. Тут пели «братья и сестры Мальчугины», забавляли публику фокусники Квальярди. Тут же совершались цветочные празднества, беспроигрышные лотереи, наделявшие всех пахучим букетом или горшком «бледных северных роз». Эта вилла, как и многие подобные ей, была построена с одной целью – перехватить посетителей увеселительного сада Излера «Минеральные воды». Но «минирашки», как называли их в народе, процветали, а новоявленные виллы разорялись к середине сезона.
По популярности с Аптекарским островом успешно конкурировал Крестовский. По воскресеньям здесь можно встретить многочисленных посетителей из среднего круга, купцов, мелких чиновников, которые курят сигары и пьют чай. Полковые оркестры играли увертюры Россини и Обера, перед «Немецким» трактиром труппы акробатов показывали свою сноровку, а артисты играли на флейтах, арфе и скрипке. Немецкий трактир особо прославился своими вафлями. Пожалуй, этот трактир был одним из первых, который начал культивировать напиток «глювейн», в котором читатель без труда узнает глинтвейн.
Летом на Крестовском устраивали летние катальные горы. Здесь же находился павильон, в котором можно было кататься на карусели. В «Русском трактире», открытом по соседству с Немецким, устраивали музыкальные вечера. Позже оба трактира как бы слились, и дали начало Крестовскому саду с его роскошным кафешантаном и полетами на воздушном шаре «Монгольфьер». Процветал парк и в начале XX века.
Особенно оживлялся остров в ночь на Иванов день (знаменитая языческая купальская ночь в конце июня, в христианстве же это особый праздник, связанный с поминовением Иоанна Крестителя). В этот день на Крестовский съезжались все петербургские немцы, чтобы отпраздновать свой Кулерберг. Название этого праздника происходит от обычая кататься или кувыркаться с горы (kullern –катится кувырком). Один булочник оставил нам интимное признание: «Нас целая толпа ряженных, маскированных устраивала запуски с гор, пляску в присядку и песни до хрипоты. Мы знакомились тут с будущими женами, срывали первые стыдливые поцелуи и на всю жизнь сохраняли воспоминания о Кулерберге». Заметим, что, как и русские люди, немцы жгли в этот день костры, прыгали через них и вообще веселились от души. При этом выпивалось громадное количество пива, так что в конце ночи все засыпали вповалку, положив ноги друг на друга. Как признавались сами немцы, они чувствовали себя совершенно как в «Vaterland».
Елагин и Каменный острова до конца XVIII века оставались в собственности фаворитов Екатерины, которая любила посещать пикники на Елагином острове или устраивать там псиную охоту. Елагин, фаворит Екатерины II, построил здесь дворец и приглашал всех желающих отобедать, удивляя всех своим хлебосольством. Но особенно знаменит был Елагин остров своей Стрелкой, местом романтических свиданий.
Каменный остров был более обжит. Здесь устраивали официальные торжества, принимали послов. Даже простая публика, которая не имела возможность участвовать в этих увеселениях, за соответствующую плату могла половить рыбку и тут же ее приготовить. А летом 1827 года состоялось особое событие. В соответствии с желанием Николая I, здесь был построен Каменноостровский театр, в котором за какие-то десять лет было дано несколько сотен представлений. Однако «не долго музыка играла». Вскоре двор переехал в Петергоф, и Каменный остров стал местом обычных прогулок петербургской публики.
По мере того, как город расширялся, увеселительная жизнь захватывала и окраины, расцветая здесь буйным цветом. Наиболее популярными, в первую очередь в среде «золотой молодежи», были увеселительные сады Аркадия и Ливадия. Особенно много посетителей было летом, когда открывались дивертисменты. «Громадная зала кафешантана была переполнена публикой. На эстраде фигурировала новая американская танцовщица мисс Элетт. Она танцевала серпантин с американскими па. Вместо одеяния, на мисс Элетт был газ, вышитый цветными шелками. Американку сменила креолка. Она пела южно-американские песни и увлекала своим теплым задушевным тембром».
В «Аркадии» с начала 80-х гг. устраивались особые представления – батальные сцены, причиной тому послужила русско-турецкая война 1877-1878 гг. Привлекал внимание публики аэростатик Вальде. Он изготовлял из изобретенной им массы различные фигуры в два-три раза больше человеческого роста и накачивал газом, после чего отпускал. Было очень забавно, когда связанные между собой невидимой нитью взлетали балерины, за которыми следовали ливрейные арабы и рогатые черти, выделывавшие в воздухе уморительные движения. Там же устраивали и «фигурные иллюминации» в дни экстраординарных гуляний, которые заканчивались большими фейерверками на пруду в нарочито заброшенной части сада.
Особой любовью и популярностью пользовался летний сад Буфф. Новый владелец подошел с размахом к этому предприятию. Здесь соседствовали каменный театр и фешенебельный ресторан с застекленной верандой и кабинетами. Характерной особенностью театра был его репертуар. Именно здесь зародился театр комической оперы, причем все номера исполнялись на иностранных языках. Состоятельная публика после оперетты оставалась покутить в ресторане и, как утверждали современники, главный доход владелец театра Тумпаков получал именно с ресторана с его бешеными ценами. Все представления, дивертисменты и прочие развлечения были ничем иным, как приманкой для состоятельной публики. Здесь работали два метрдотеля, которые зорко следили за публикой, предлагая ей самые тонкие вина и редкие фрукты. Кутежи в кабинетах длились до полудня следующего дня или же несколько дней кряду. Незадолго до войны здесь же открылся на специальной сцене дивертисмент. Особой популярностью в тот период пользовались цыганские хоры, от них не отставали негры, демонстрировавшие искусство чечетки, которая только-только начинала входить в моду.
Но, пожалуй, одним из самых популярных и скандальных заведений начала XX века, была вилла Родэ, расположенная на территории Новой Деревни. Свое название заведение получило по фамилии владельца. Родэ проявил себя способным антрепренером и администратором. Он учитывал самые последние веяния моды, какими бы скандальными они ни были. Естественно, что при кафешантане открылся ресторан, а саму виллу отделили от всего Петербурга железной решеткой, стеклянной верандой и большой сценой. Здесь устраивалось особе представление – «Живые картины», суть которого состояла в том, чтобы актеры как можно более разоблачались. В один из дней на подмостках была поставлена своя версия «Апполоновой колесницы», так что бог явился окруженным группой обнаженных жриц.1 Репутация и слухи, ходившие вокруг Виллы, были такими противоречивыми, что женщинам появляться там без кавалеров считалось неприличным.
И все же для большей части жителей, эти сады не были доступны, а между тем летом в городе сидеть не хотелось. И если раньше загородный отдых на дачах был привилегией аристократии, то, начиная с конца XIX века, и рядовые горожане стали выбираться на природу. В истории летнего отдыха петербуржцев начиналась новая страница.